Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы] - Михаил Колесов

Разошлись лишь под утро.

Поздним утром отбыли в Белград. На вокзале провожали Володимир и Ягода, которая неожиданно расплакалась. У Сергея на душе было грустно, хотя он, как и все, пытался это скрыть, дурачась и шутя.

В Белграде их встретили вежливо, но, по–прежнему, холодно. До поезда оставалось несколько часов и все отправились осматривать город, который Сергею очень понравился своей грандиозностью и официальностью. Особенно — центр, где находился парламент, «Скупщина». Вечером, загрузились в «Восточный экспресс»: Париж — Стамбул, они покинули страну, ставшую Сергею очень близкой.

Вагон оказался набит турками–гастарбайтерами, возвращавшимися из ФРГ домой. Их «кофрами» и сумками были заставлены коридор и все купе снизу до верху. Мужчины были огромны по своим размерам, обвешаны золотом везде, где можно было его прицепить. Они встретили ребят радушно. Пытались потесниться, чтобы усадить их между собой. Наконец, к ночи они затихли и можно было немного подремать.

В Будапешт прибыли утром. Весь день был свободен. Обменяв последние динары на пфенниги, сдали вещи в камеру хранения, и все отправились гулять по городу, в котором Сергей жил 20 лет тому назад, когда его отец здесь служил.

От вокзала Сергей с Ковалевым прошли по красивой улице Ракоши. Здесь он догадался зайти в гостиницу и попросить (на английском языке) карту города. Затем они вышли на набережную Дуная. Будапешт, чем–то напоминавший Ленинград, разделен Дунаем на два города: Буду и Пешт. Прошли по красивейшему мосту «Елизабет» на берег Буды и углубились в парк. Справа был виден архитектурный комплекс средневековой Будейской крепости. На площади «Москвы» повернули назад к Дунаю и перед ними, на том берегу, открылся вид на потрясающее по своей готической архитектуре здание парламента. По мосту перешли на остров Маргит, находившийся посреди Дуная. Это — место отдыха будапештцев. Здесь было полно гулявших людей, семьями расположившихся прямо на лужайках или под деревьями с вином и закуской. Сергей вспомнил свою фотографию сорок шестого года, на которой трехлетний мальчишка с родителями был снят на одной из этих лужаек…

К вечеру все собрались на вокзале. Спокойно загрузились в Московский поезд. И отбыли на Родину. Ночью — знакомый Чоп. На время замены колесных тележек и таможенного осмотра ребят попросили выйти из вагона с вещами, и провели в пустую комнату на вокзале. Здесь они оставили вещи, и пошли гулять по спящему городку. Когда пригласили на посадку, все быстро разобрали свои вещи и вернулись в вагон. Сразу же завалились спать, довольные тем, что избежали осмотра вещей.

Утром Сергей проснулся от бесцеремонных толчков. Выяснилось, что ночью в Чопе был оставлен в вокзальной комнате мешок, в который ребята сложили свое белье. В этот большой белый мешок, на котором было красными буквами написано: «Made in USA», были сложены так же приобретенные книги, полагая, что пограничники не будут копаться в грязном белье. Они и не копались, но теперь обязательно заглянут… Идея была Сергея. И пострадавшие высказали ему все, что они о нем теперь думали. Правда, книжку Солженицына он, все–таки, провез в кармане своего пиджака.

Еще одной неприятностью для всех оказалось полное отсутствие советских денег. Никто об этом не подумал. А значит, все были обречены в дороге на голодное существование. Оставалось только отсыпаться, валяясь на полках…

За все время путешествия Сергей не раз вспоминал о Галине, но боль под воздействием сильных впечатлений постепенно затихала…

ДОНОС

В Ленинграде друзья встречали их как героев. Разговорам не было конца.

Когда на следующий день, после занятий, Сергей пришел в Комитет, Марк сразу пригласил его в себе в кабинет.

— Как съездил? — сухо спросил он, подавая руку.

— Нормально, — настраиваясь на деловой разговор, ответил Сергей.

— О твоей поездке поговорим подробнее на Комитете. А сейчас, вот что… — Марк вышел из–за стола и начал ходить по комнате. — На тебя поступил донос.

Сергей улыбнулся. У него сразу в голове мелькнула мысль о «рабочем» с Кировского завода.

— Какой донос? Поездка прошла без проблем. Все ребята вели себя вполне нормально. Я — то же. — Говоря это, Сергей уже понял, что «рабочий» не мог так быстро написать на него донос, да и разговаривали бы с ним тогда не в этом кабинете.

— Я тебе сказал, — раздраженно произнес Марк, — что разговор о поездке будет позже. Пришло письмо от гражданки Сафоновой.

— Ну и что? Я не знаю никакой гражданки Сафоновой. Сколько ей лет? — попытался пошутить Сергей.

— Я не знаю, сколько ей лет, — еще больше раздражаясь, сказал Марк. — Но она тебя очень хорошо знает. Хотя и живет в каком–то городишке под названием Семенов. На, читай!

И Марк протянул Сергею несколько исписанных листов бумаги, к которым скрепкой был прикреплен конверт. Сергей взглянул на конверт и понял, что письмо от матери Галины, фамилию которой он, действительно, не знал. Письмо было адресовано в партком Университета.

«Уважаемый секретарь парткома университета, — начиналось письмо, — пишет Вам…» И дальше шло подробное описание трудной жизни по воспитанию дочери, которой мать мечтала дать высшее образование, не жалея своих сил. Женщина описывала свою радость от того, что ее дочь удачно вышла замуж за «замечательного и заботливого человека», который «очень любит ее». Непонятно было из письма, кого «любит» — жену или тещу? Длинное письмо заканчивалось словами возмущения в адрес того «негодяя», с указанием имени и фамилии, который хочет разрушить «дружную» семью ее дочери и сделать «сиротой» ее малолетнюю дочь. «Как может такой мерзавец возглавлять комсомол университета?!». Дальше шли простонародные проклятия на его голову.

Прочитав письмо, Сергей поднял глаза на Марка.

— Кольцов это читал? — спросил он.

— Конечно. Письмо ведь адресовано ему. Оно пришло, когда ты был в Югославии.

— Ну, и что он сказал?

— Ничего! Он просто передал это письмо мне.

— Что я теперь должен делать?

— Не знаю, — уже успокаиваясь, ответил Марк. — Это — правда?

— Если не обращать внимание на брань, то — правда.

— И ты, можешь так спокойно об этом говорить?

— А что ты хочешь? — теперь уже начал злиться Сергей. — Чтобы я врал или каялся?

— Ну, в общем, так, — Марк сел за свой стол. — Звони Кольцову и объясняйся с ним. Ты, я думаю, понимаешь, что для тебя значит это письмо.

— Не буду, — резко ответил Сергей.

— Как?!

— Если он сочтет нужным, он вызовет меня сам. Мне сейчас важно знать твое мнение.

— Хочешь знать мое мнение? — вновь вскочил из–за стола Марк. — Ты — идиот! Ты из–за чужой жены испортил себе блестящую карьеру. Ты понимаешь, что это — а м о р а л к а!

— Нет, не понимаю, — спокойно ответил ему Сергей. — Мне, что написать тебе заявление о сложение с себя обязанностей секретаря Комитета?

— Дурак! При чем здесь заявление? Ты сам знаешь, что теперь тебе дорога в комсомоле закрыта.

В это время раздался телефонный звонок. Марк снял трубку.

— Здравствуйте, Николай Дмитриевич. Да, он сейчас у меня.

Сергей взял у него трубку и услышал голос секретаря парткома.

— Сергей, здравствуй. Можешь ко мне зайти?

— Здравствуйте, Николай Дмитриевич. Да, конечно, я сейчас буду.

Не попрощавшись с Марком, Сергей вышел из его кабинета.

Проходя по Университетской набережной, он вспомнил, как почти полгода тому назад он шел в партком для того, чтобы услышать предложение, от которого он не сможет отказаться. Как давно это было! Сейчас его ждал, наверняка, другой прием…

Секретарь парткома встретил его спокойно. Поздравив с возвращением, он сказал:

— Ну, а теперь рассказывай, как ты дошел до жизни такой?

Сергей начал рассказывать. Он старался быть кратким, но рассказ получился долгим. В конце его Кольцов, как бы утвердительно, спросил:

— Значит, ты ее любишь? А она тебя?

— Я — да, а она не знаю.

— Вот в том–то и дело, — резюмировал секретарь.

Они помолчали. Наконец Кольцов–старший подвел итог разговора.

— Ладно, иди работай и учись. У тебя есть дела поважнее. Пора готовить перевыборную конференцию. А об этом, — он показал на письмо, которое Сергей держал в руке, — знаем только мы трое. И пусть так и останется. А ты постарайся все это забыть. Держись, Сережа!

Сергей вышел на набережную и медленно пошел к Дворцовому мосту. В общежитие идти не хотелось. Никого он сейчас не хотел видеть.

Он долго бродил по городу. Вечером вернулся в общежитие. В комнате никого не было. Он лег на свою кровать и почувствовал, что на него падает потолок. Он потерял сознание…

Вероятно, он так пролежал недолго. Когда пришел в себя, понял, что оставаться одному нельзя. Он встал и пошел в комнату, где жил Пушкарев. Он был один. Они пили почти до утра…